«… Назад в свою детскую кроватку, с привязанными к перекладинам тощими запястьями и лодыжками, пока его мать… под вопли, которые не могли пробиться через кости черепа… наполняла его болью».

И всё же он продолжал бороться. У него не было выбора. Если бы он остановился, сдался, его поглотила бы абсолютная тьма, от которой Энгус убегал всю жизнь, платя за это бегство невыразимым страхом, кровью и одиночеством.

И вдруг он ощутил благодатное прикосновение милосердия. Программа, следившая за его физиологическим функционированием, заметила нараставшую боль во рту, и, когда та превысила допустимые параметры, компьютер снизил чувствительность болевых рецепторов мозга. Конечно, это никак не повлияло на волдыри и отравление организма, но тем не менее Энгус мог продолжить свою миссию.

Заплетающимся языком, как косноязычный или слабоумный, он злобно прохрипел напарнику:

– Попробуй ещё раз.

Компьютерное милосердие не уменьшило его ярости и отчаяния.

Майлс пожал плечами. Выдохнув очередную порцию дыма в сизую пелену под потолком, он поднялся, взял со стола пепельницу и задумчиво направился к терминалу. Там он пощёлкал клавишами, открыл канал связи с «Трубой» и дал бортовому компьютеру команду на трансляцию всех полученных сообщений.

Через минуту он прошептал:

– Похоже, оно пришло.

– Только ты знаешь код, – просипел Энгус – Нам пора идти?

Он говорил как астматик, только что перенёсший приступ. Майлс что-то бормотал себе под нос, расшифровывая сообщение. Наконец он произнёс:

– Я так и знал.

В его голосе прозвучали печаль и злоба. Того, что ему было так нужно – покоя и ощущения безопасности, – больше не было.

Энгус выбрался из кресла. Если бы не зонные импланты, его ноги задрожали бы. Но программное ядро игнорировало эту слабость, поднимавшуюся от паха к лёгким и сердцу. Оно требовало движения. И Энгус радовался этому, потому что за ним гналось безумие и неподвижность означала бы отказ от борьбы.

Он не стал дожидаться Майлса. Скрывая своё недомогание, Энгус нарочито медленно направился к двери и вышел в коридор. Пока он молчал, ничто не выдавало его боли, только лицо покрывала пепельная бледность. Тэвернер неохотно последовал за ним. Они спустились в кабине лифта на уровень бара и покинули владения «Дёшево и сердито».

Сияние и толчея Круиза отвлекли Энгуса от мрачных мыслей и принесли облегчение. Он не заметил поблизости стукачей и охраны. Видеокамеры находились слишком далеко, а люди, слонявшиеся по «улице», были заняты своими делами. Воздух пах сладко, неприлично и знакомо – всеми видами натурального и синтетического разложения. Дым почти не чувствовался, и уже одно это вызывало у Энгуса улыбку. А ещё его успокаивала безысходность, которую он видел на лицах многих обитателей Круиза. Не он один терпел такое унижение.

Минуту или две Термопайл шагал без всякой цели, дыша полной грудью, глядя на огни реклам, прислушиваясь к глухому стуку каблуков и наслаждаясь висящей в воздухе опасностью. Потом он схватил Майлса за руку и притянул его к себе.

– Теперь мы можем говорить, – морщась от боли, прохрипел он. – Здесь нет ни стукачей, ни охраны.

Резким рывком он привлёк к себе Майлса ещё ближе.

– Нас никто не услышит. Так что сказал тебе капитан Траходав?

На лице Майлса появилась гримаса отвращения. Он тихо ответил:

– По словам Саккорсо, у Билла нет тюрьмы. Он не наказывает людей так просто. Но у него имеется несколько камер для допросов, которые находятся где-то под его командным пунктом. Там он держит людей, пока не решит, что с ними делать.

Похоже, ему хотелось сплюнуть.

– Та женщина больше ничего не знала.

Помолчав, он добавил:

– Хотя оно и к лучшему. Ник не выяснил точного расположения камер, и мы не уверены, что мальчишка находится там. Так что сделка отменяется.

– Нет. Этой информации достаточно.

Энгус знал, где располагались камеры. Он сам побывал в одной из них несколько лет назад – во время бурного визита на Малый Танатос. Очевидно, Билл не изменил своей манеры обращения с человеческой добычей. Это было всё, что Энгусу было нужно. Однако Майлс хотел знать больше. Получив необходимую информацию, он злобно зашипел:

– Хорошо. Предположим, ты найдёшь эти камеры. И допустим, мальчишка там. Но как ты собираешься вытащить его оттуда? Мы же не можем пойти туда и забрать Дэйвиса.

Тэвернер кивнул, указывая на потолок, где висели вездесущие устройства слежения.

– И ты ещё не сказал мне, зачем нам это нужно, – закончил он почти жалобным тоном.

Майлс задавал хорошие вопросы. Буквально минуту назад Энгус не ответил бы ни на один из них. И он до сих пор не понимал, почему пошёл на сговор с Ником, почему Уордсн Диос соглашался на все ради спасения Морн. Тем не менее, когда Тэвернер произнёс слова «забрать Дэйвиса», в голове Термопайла открылся информационный канал и сведения, о которых он прежде ничего не слышал, всплыли на поверхность сознания.

После того как Энгус воспринял поток нового знания, его окатила волна возбуждения. Запущенная в действие словами Майлса или близостью переломного момента, база данных информировала Термопайла о том, что его электромагнитные протезы обладали возможностями, о которых он не подозревал. Они могли не только распознавать стукачей, находить видеокамеры и считывать схемы кодовых замков. При правильном использовании и знании необходимых паролей эти устройства могли излучать поля помех для широкого круга сенсорных датчиков. Они могли влиять на мониторы, искажая принимаемое изображение.

Или…

Внезапно его возбуждение стало настолько сильным, что он забыл о Майлсе и о Круизе, о Уордене Диосе и о Морн Хайленд. Казалось, новое знание поглотило весь мир вокруг него.

… Или они могли преломлять свет. Конечно, лишь на ограниченном пространстве. Его аккумулятор был слишком маломощным для большего эффекта, но Энгус мог окружить себя искривляющим полем, которое преломляло волны в видимой части светового диапазона и тем самым делало его неразличимым для мониторов. Человеческий глаз не заметил бы никакой разницы, но электронное кодирование отличалось особой чувствительностью к такого рода искажениям. А поскольку видеокамеры Билла предназначались для работы при различных световых условиях, они имели широкий спектр экспонирования и меньшую степень разрешения. При включённом поле они воспроизвели бы запись Энгуса как лёгкую рябь на изображении или как дефект, возникший от замутнения линз объектива.

Впрочем, эту рябь можно было отследить. Интенсивный компьютерный анализ видеозаписей показал бы направление её движения Но прежде этот дефект следовало заметить. Кто-то в Башне или в технической службе Билла должен был увидеть рябь и проявить к ней интерес. А этого могло вообще не случиться. Никто на Малом Танатосе не подозревал, что Энгус оснащён таким оборудованием – или что кто-то мог носить на себе подобное устройство.

В принципе о светопреломляющем поле знали многие, хотя оно и считалось новинкой. Его излучатели отличались большими размерами и требовали огромной энергии. Считалось, что такие приборы не могли быть портативными. Даже там, где размеры и расход электропитания являлись второстепенными факторами, сами поля оставались слишком слабыми и нестойкими, чтобы найти себе практическое применение. Имплантировав эти излучатели в Энгуса, Хэши Лебуол создал чудо миниатюризации.

И коды для преломляющих полей были теперь в голове Термопайла. Лебуол и Диос сделали его беззащитным перед угрозой сумасшествия. Он ненавидел и боялся их. Но это не мешало Энгусу чувствовать странное ликование и едва ли не благодарность за предоставленные ему технические возможности. Отняв у него свободу, они превратили тело Термопайла в арсенал чудесного оружия.

Он не чувствовал подобных эмоций с того дня, когда амнионы научили его вносить изменения в программное ядро «Красотки». Энгус заслужил их откровенность выгодной сделкой, которую полиция Концерна посчитала бы самым злодейским преступлением в его жизни. К счастью, копы не знали об этом торге, потому что дознаватели с их психотропными средствами и невральными компьютерами не подозревали о его причастности к тому эпизоду. Они не задали ему тот вопрос, который мог бы стать основой для смертного приговора.